Замолвим доброе слово о Куропаткине. Подлинные истории Русской Азии

Аксакалы Кеши

 «Когда торбу сжимают веревкой, то образуется кольцо, это по-туркменски и есть «коше». Все  соседи согласно закивали головами и закончили спор об истоках  названия аула, а сейчас просто ашхабадского микрорайона одноэтажных и не просто двухэтажных особняков, да таких, что и Голливуду не стыдно арендовать для съемок фильмов из жизни богатых. Это вам не нищая Санта-Барбара.

 Тот спор затеяла я, надеясь уточнить топоним «Кеши». Вот такой у меня оказался совсем ненаучный подход к исследованию истории этого аула Кеши (пишется именно так). А «истинный» означает, что предки того уважаемого яшули были одной из 84 семей. Ровно столько было кибиток, когда горсточка туркмен племени теке, выбрали это место для оседлой жизни. Там происходили все их знаменательные события, о которых рассказывают старики. Туда позвали-пригласили Махмуда – ишана из северного Дашховуза. Он хорошо знал богословие Ислама, и, говорят, магической силой обладал. Вспоминают, хотел один человек с его меллека нарвать клевера своему иноходцу, нарвал, а унести не смог. Память оставил хорошую тот  святой аксакал о себе: и кладбище, где похоронен, и новая мечеть в Кеши, построенная в годы Независимости, его имя носят. Вспомним по случаю и о Мятаджи. Это псевдоним туркменского поэта Аннаклыча. Тоже, наверно, был «истинным» кешицем, ведь родился давно, в 1822 году. Прижизненных изображений не осталось, даже записанных его рукой строчек, но его романтические стихи до сих пор поют бахши — народные певцы. Кешинец Мятаджи выращивал очень хороший виноград.

 Освоение

Через полвека уже русские обратили внимание  на плодородные земли около этого аула. Генерал-лейтенант Куропаткин, начальник Закаспийской области, командующий войсками и заведующий Закаспийской железной дороги, именно он был автором проекта по озеленению края. И будущий   военный министр России стал настоящим кешинцем, так под его руководством на этой же земле тоже стали выращивать и виноград и яблоки и персики. Первоначально, осенью 1890 года, в ауле Кеши были отведены земли под парк. Сохранилось фото парковой аллеи. Но где она была, никто из нынешних кешинцев уже не помнит. Парк быстро разросся, аллеи стали очень зелеными, судя по цветному фото, и любимым местом для прогулок семей офицеров Таманского  полка. Особенно много было людей в праздничные дни, ведь рядом располагалась церковь таманцев. Несмотря все мытарства храм все же сохранился, хотя недавно служители подвергли реконструкции, не пощадившей ее доблестных «седин», того, что составляло особый дух, патину времен. Не раз  посещал «кешинскую» церковь генерал-лейтенант Куропаткин, который с 1890 г. до 1 января 1898 года был начальником Закаспийской области, командующим войсками и заведующим Закаспийской железной дорогой.

 Старожилы помнят остатки  обширных прежде плантаций экзотических растений, особенно юкки, в Кеши она сохранилась еще во многих палисадниках. Для чего акклиматизировали? Наверное, для использования в промышленных целях ее крепких волокон. Проводили на тех плантациях пробные посевы табака – не прижился.

 Выяснила, что вскоре, уже буквально через год, в Кеши была открыта первая сельскохозяйственная школа: Ашхабадская школа садоводства и шелководства, которой в 1899 году повелением Николая Второго присвоено имя генерала Куропаткина. Это первое научное и специальное учебное заведение в Закаспии по подготовке сельхозкадров и проведению научных исследований. На старых фото русские специалисты в белых кителях и пробковых шлемах. Они страдали от непривычной жары, и планировали хоть как-то улучшить климатические условия  на   новых землях. Из лесничеств России прислали в Асхабад около 4 тысяч саженцев сосны эльдарской. Хвойные оказались удачными для озеленения города, время показало. В сосновом  парке Среднеазиатской железнодорожной больницы, к примеру, было тенисто и прохладно. Одна  сосна, из самых первых русских посадок, сохранилась во дворе старенького дома Кеши. В кроне, метров десять на десять, живут и галдят, наверное, все ашхабадские воробьи, которых изгнали из центра переселившие туда нахальные экзотические скворцы-майны. Русские первыми начали на туркменской земле садоводческое дело, потом, в советское время было организовано несколько питомников, даже в фирюзинском ущелье  - «школка» для молодой поросли сосенок, но как-то все растаяло в годы перестройки. Частники пытаются снова внедрить разведение саженцев в питомниках, но это дело государственное, больших масштабов. Легче, считают, на нефтедоллары купить все у соседей. Цветы тоже завозные, у нас на базарах только зелень местная, багирская, но пучок простой петрушки по цене домашнего чурека с его трудозатратами -  зерно-то растили, молотили, квасили тесто и пекли. В Иране не забросили такие важные отрасли сельского хозяйства,  а также выпестовали своих профессионалов.

 При ашхабадской  школе-питомнике  еще тогда была создана шелководческая станция, получали высокого качества грену и бесплатно раздавали частным хозяйствам. Многие десятилетия  развивался в стране промысел, о котором помнят только уже ненужные никому скрюченные   безрукие великаны-туты по обочинам сельских дорог… Туркменский шелк!… Моя знакомая  российская старушка часто вспоминает: «Представляете, я в светлом летнем пальто из  натурального, туркменского (!), шелка, во французской шляпке. Была тогда невероятно хороша!» Где они прекрасные легкие чарджоуские шелковые ткани? Оказывается, легче покупать дорогущий шелк у хитрых китайцев.

 Из справки. В 1892 году было также проведено образцовое лесонасаждение из 20,5 тысяч деревьев, высадили 200 тутовников, разбили виноградник из 1000 чубуков. Где все эти  удивительные плантации?  Можно  только уточнить, где они находились? В советское время на их территории были открыты сельхозтехникум — техникум механизации, сельхозинститут, теперь Туркменский сельскохозяйственный университет имени Ниязова, а также было организовано научное учреждение – Ботанический сад АН ТССР. Кинотеатр «Космос» и мечеть шиитов  Посольства ИРИ на месте  парка, который   раньше называли просто сад Кеши.

Сады Ашхабада…

 Специалисты  кешинского лесопитомника помогали разбивать городской парк в Асхабаде, до сих пор главный парк столицы Туркменистана. Но все без присмотра истощилось…

 Старожилы вспоминают, что был еще один роскошный сад. Розовые кусты сплошным кольцом обрамляли цветники и хвойные аллеи парка вокруг храма – Машрикуль-Азкара Бахаи. Тутовыми кустарниками декорировали цветники. Из двух плодовых громадных тутовников одно дерево сохранилось. До сих пор в мае оно, как и почти век назад, осыпано сладкими плодами. Уверяют, что именно на нем любили ночевать знаменитые парковые павлины.

 А я хорошо запомнила и другой знаменитый сад. Он был рядом с нашим домом, но я попала туда только в восьмом классе, когда поручили принести цветы для учителей. Пока старик Старцев готовил букеты, я сидела в удивительной прохладе на краешке бассейна, плавали лягушки меж  сказочными кувшинками, и я искала дюймовочку. На небольшом пространстве сада все сплелось: кипарисы, цветущие деревья, розы, ромашки, лилии и очень редкие тогда  гладиолусы. Все было выращено и поддерживалось уже немолодыми людьми. Говорили, что хозяева сада предлагали включить их садовое богатство в ведение Ботанического сада. Новая площадь, хоть и небольшая, очень нужна была ученым, к тому же чистая от иноземных вредителей, которые постоянно грызли Ботанический сад. Но оно разве надо было чиновникам! Теперь там весной лишь изредка проблеснет редкими цветочками какая-то уже одичавшая слива. Ночами жадные люди приходили  с лопатами и выкапывали розовые кусты,  корневища ирисов. Все разорили. Не уберегли …

 Алексей Николаевич Куропаткин тоже был чиновником, военным чиновником, Но в бытность начальником он старался больше сделать для края. Из пустынной страны, не имевшей ни дорог, ни городов, лишь с зачатками торговли и промышленности, с кочевым населением, Закаспийская область превратилась в благоустроенный край с развитым земледелием, торговлей и промышленностью.Находясь на этом посту около 8 лет, Куропаткин проявил себя как способный администратор. При нем в Закаспийской области возникли новые города и селения. Все это осталось нам. Военный чиновник чувствовал себя настоящим хозяином новой русской земли и потому делал свое дело от души. Из Франции, Италии, США, Японии, Пруссии, Чернолесского лесничества выписывались разнообразные семена, которые затем, вместе с саженцами, высылались русским переселенцам по уездам. Ведь это важная часть политики русификации посредством обустройства русских переселенцев. Новые хозяева земли, мы советские люди, не сохранили ничего. Лишь остатки, точнее — останки вишневых и яблочных садов на месте бывших  поселков русских переселенцев.

 Ашхабад чудно преобразился именно за последние годы, но, к сожалению, идет озеленение по образцам иноземных дизайнеров. Пальмы, диковинные деревья, они быстро высыхают в нашем климате. Почему бы не воспользоваться исследованиями растениеводов той, русской школы, ведь их волновали именно такие же проблемы, что приживется на этой земле. Мы не щадим ничего памятного, исторического. С улиц нашей столицы исчезло прежнее растительное разнообразие. Помню прусняк с фиолетовыми метелками, первоцветущее иудино дерево, акации с дурманящим запахом, сиреневые кусты, бумажное дерево, ивы. Кто сказал, что только русские любят ивушку?

 Последние узоры…

 …Финиш жизни блестящего генерала, военного министра России, командующего Маньчжурской армией… и прочее, прочее, был совсем не таким блестящим — настало иное время.

 Русский писатель Владимир Набоков упоминает о встрече с А. Н. Куропаткиным в своем автобиографическом романе «Другие берега»: «…У меня, впрочем, есть в памяти и более ранняя связь с этой войной. Как-то в  начале того же года, в нашем петербургском особняке, меня повели из детской  вниз, в отцовский  кабинет, показаться генералу Куропаткину, с которым отец был в коротких отношениях. Желая позабавить меня, коренастый гость высыпал рядом с собой на  оттоманку десяток спичек и сложил их в горизонтальную черту, приговаривая: «Вот это — море—в тихую погоду». Затем он быстро сдвинул углом каждую чету спичек, так чтобы горизонт  превратился в ломаную линию,  и сказал: «А вот это — море в бурю». Тут он смешал спички и собрался было показать другой — может быть лучший — фокус, но нам помешали. Слуга ввел адъютанта, который что-то ему доложил. Суетливо крякнув,  Куропаткин, в полтора как говорится приема, встал с оттоманки, причем разбросанные на ней спички подскочили ему  вслед. В этот   день он был назначен Верховным Главнокомандующим Дальневосточной Армии. Через   пятнадцать  лет  маленький  магический  случай  со спичками имел свой особый эпилог. Во время  бегства отца из захваченного большевиками Петербурга на юг, где-то, снежной ночью, при переходе какого-то моста, его остановил седобородый мужик в овчинном тулупе. Старик попросил огонька, которого у отца не оказалось. Вдруг они узнали друг друга. Дело не в том, удалось ли или нет опростившемуся Куропаткину избежать советского конца (энциклопедия молчит, будто  набрав  крови  в рот).  Что любопытно тут для меня, это логическое развитие темы спичек. Те давнишние, волшебные, которые он  мне  показывал, давно затерялись: пропала  и  его  армия; провалилось все; провалилось, как проваливались сквозь слюду ледка мои заводные паровозы, когда, помнится,  я пробовал пускать их через замерзшие лужи в саду висбаденского  отеля, зимой 1904—1905 года. Обнаружить и проследить на протяжении своей жизни развитие   таких тематических узоров и есть, думается мне, главная задача мемуариста…».

 Сейчас уже энциклопедия не молчит, и мы знаем, что Куропаткин весной 1917 года был смещён со своего поста Ташкентским Советом солдатских и рабочих депутатов, помещён под домашний арест и отправлен в Петроград, где освобождён Временным правительством. Жил в Псковской губернии. После Октябрьской революции преподавал в основанной им сельской школе и заведовал Наговской волостной библиотекой в селе Шешурино Тверской области. За границу не стремился. Умер на родине.

 Повторим строки из Набокова, этого очень думающего писателя. Сделаем их рефреном статьи:    «Обнаружить и проследить на протяжении своей жизни развитие таких тематических узоров и  есть, думается мне, главная задача мемуариста».

 Ильга Мехти, Ашхабад