пятница, 6 июня 2014 г.

А кошки путешествовали по крышам…

О малых городах Туркменистана
Машина выскочила из тесной улочки, и перед нами предстало во всей красе гигантское металлическое чудо. Новые железнодорожный и автомобильный мосты, которые по солидному называют переходом, ловко перекинулись через реку. Творением украинских инженеров — мостостроителей восхищались, а великой реке, берущей начало на Парапамизе, посочувствовали. Она вскормила цивилизацию Центральной Азии. Ее помнили Оксом, в котором жил могучий водяной бык, и для усмирения то дорогую тогда соль кинут на переправе, то в древнем храме оставят золоченные рожки. Река была щедрой, берега в нескончаемых полях и садах, а кошки из города в город путешествовали по крышам, настолько тесно стояли дома. Помнили ее и своенравным Джейхуном. Такие повадки остались даже у нынешней скудной Амударьи.

На черно-белой фотографии, сделанной лет тридцать назад местной знаменитостью фотографом Пармеддином Рахманбердиевым, река плескается у скалистого выступа, где была раньше древняя цитадель, а ниже старая пристань, построенная еще в царские времена, от которой паром перевозил к противоположному берегу. Но сегодня реке до уступа уже не добраться. Настолько она стала мелководной.
Вспоминали о том, как раньше ночами приходили сюда хищники воды речной попить, рыбы было ловить – не выловить, водяной птицы стрелять – не перестрелять, а теперь даже вкус котлетки из кабанятины забыли, да и рыба лишь на свадебный стол. Тяжелой экологической картины могла бы не описывать, но она так сильно печалила мое сердце, полное восторгом от того, как похорошел город Керки, он же Атамурад, названный так в память о том, как вместо погибшего в войну отца город помог выжить в детдоме первому президенту Туркменистана.
Приезжал когда-то сюда знаменитый археолог В.М.Массон исследовать цитадель и пришел к выводу, что история Керки насчитывает не меньше 2700 лет, а это несколько религиозных эпох. За столетия до нашей эры широкой волной в Центральную Азию из Индии влился Буддизм и сотворил великую империю Кушан. Специальные чиновники со всех концов государства разъясняли простым людям упрощенные до уровня их понимания идеи учения Будды, предписанные правила поведения. Важно нам, наконец, прояснить в своей голове, что религия это не культы, а сознание, заданное Богом человечеству на определенную эпоху его развития. Новое осознание мира, переданное через Будду, формировало и новый политический порядок в стране. Кушанцы соединили коммерческими операциями народы долины Инда и Великого шелкового пути и оставили в Керки свои следы — культурные слои, а в них монеты и впечатляющие фрагменты керамики.
А мусульманство оставило еще и древние памятники, в основном это мавзолеи тех достойных, которые донесли сюда великие идеи Мухаммада. Четырехкупольный Астана-баба никого не может оставить равнодушным. Народные реставраторы при восстановлении старались не использовать ни одного стороннего кирпичика. Смотритель заметил, что при реставрации мавзолея султана Санджара в Мерве использовали слишком много современных материалов и технологий. Я поняла, что со мной делятся наболевшим и не могла не согласиться, а затем похвалила местных мастеров за их стремление приблизить памятник к оригиналу и получила подарок – разрешение фотографировать внутри переходы, закутки и кирпичный ажур стен. Кстати, «астана» означает порог. Священный порог мемориального места. Можно и так понять. Впрочем, есть и исторически точные захоронения первых мусульман. Например, могила имама, в честь которого и по имени которого, считают некоторые специалисты, назван этот город. Или, например, мавзолей последнего саманидского царя, убитого в 1004 году. Подьехав к нему, мы вышли из машины и встали как вкопанные. Ведь, кажется, ничего особенного. Обычный куб, на нем купол, но настолько все до мелочей продумано, выверено. Четкий абрис. Строгость линий. А купол! И как они, древние, умудрялись кирпичик за кирпичиком так точно выложить идеальной формы полусферу и оставить для солнечных лучей именно такое круглое отверстие, что и фонаря не надо? Заметим, многие каменные храмы Европы повторили это азиатское «око», например, превратив его в «окулес» в куполе римского Пантеона.
В цитадели на скале меньше века назад жили правители. Крепость разоряли то восстания недовольных правителями, то набеги захватчиков. Разграбили и пытались растоптать крепость воины рыжего Чингизхана. Но всегда ее восстанавливали. Беки — ставленники бухарского эмира, последние, которые здесь правили. Сегодня мы назвали бы их хакимами. В двадцатые годы пришли к ним те, которые оказались пострашней чингизовских воинов, те, которым внушили, что они, сеющие хлеб и кующие железо, должны сами править городом. Крепость разрушили, бухарский эмир и его беки быстро исчезли. Их судьбы волнуют только в связи с вопросом, где спрятан эмирский клад. Интересно, что сокровища ищут люди посторонние, а не потомки бухарского правителя, которых в мире насчитывается не менее трехсот.
Узнала, в Керки до сих пор живут дальние потомки местных беков. Золотые червонцы, зашитые в телогрейку, недолго грели тело и душу жены предпоследнего бека, которую вдовой не называли, так как видели ее мужа работающим проводником на железной дороге. Интересно. Такая же судьба и у генерала Куропаткина, бывшего начальника всей Закаспийской области. Скрываясь от большевиков, он отрастил бороду и простым мужиком пристроился на железной трассе. Обо всем этом мы вспоминали в старом городе в уютном дворе потомка бека, уважаемого интеллигентного человека. Он показал приданное обездоленной внучки бека только по моей очень настоятельной просьбе. Потрепанная бархатная подушка, небольшое настольное зеркало, да незавидное блюдо и маленькие сережки. Вот и все. А в местном музее увидели халат. Понравился. Вы сразу представили себе бархатный, золотом шитый? Нет, строгий, как китель генерала, бело-красный из шелково-хлопковой нити, как мне кажется, поправьте, если знаете точнее состав этой прекрасной ткани. В таком халате можно на приеме у английской королевы ордена получать. Спросили у экскурсовода, может это от бека осталось? Ничего вразумительного тот так и не сказал.
В другом доме мне рассказали о старом Аллакуле. Окончил медресе, в арабском преуспел, много читал. Как-то в диспуте поспорил с муллой-наставником. Своенравный, он кинул наземь чалму, и поклялся, что больше к мечети ни ногой. И пошла по городу за ним настолько дурная слава, что родители дочерей не хотели за него отдавать. Зато только о нем думала бекская дочь. Речь идет о последнем, о Шады-беке. Молодые соединились, и пошел от них род трудолюбивых, духовно сильных людей. Сам Аллакул потом такой авторитет честного человека и уважение в городе завоевал, что не тронули его даже в тридцать седьмом году. Прославился и тем, что новинки техники первыми у него появлялись. К экрану первого черно-белого телевизора вся округа собиралась. Плов готовил каждый день, дом всегда был полон гостей.
А крепость, последнее пристанище беков, очень жалко. В злости на богатеев и по наущению красных командиров снимали простые люди дорогую обшивку стен, разбивали зеркала, уносили бархатные занавеси на платья и жилетки женам. Говорят, даже взрывали здания. Сегодня вместо дворца лишь тающая под дождями земляная насыпь.
Я в истории дилетант. Пишу только о том, что привлекает мое внимание. И понятно, что с искренностью и о том, что, действительно, радует сердце и глаз, как окрестные поля, желтеющие ровными квадратами поспевающих зерновых или зеленеющие подсолнечником. И везде сады, причем частные, а значит, в хорошем содержании. Через неделю повезут нежный урюк на столичные рынки. Потом виноград и так до самой осени.
Ближе к Амударье выращивают ценнейшую культуру — тонковолокнистый хлопчатник, который когда-то так впечатлил российских промышленников, что они быстро обосновались, построили пристань и казармы для своих войск. Одна такая сохранилась шириной в 12 метров, длиной до семидесяти, потолок из круглых бревен. Промышленники налаживали торговые отношения. С того времени письменный стол и кресло в музее. Они из кабинетов русского банка. А бухарский эмир и русский царь налаживали политические отношения. Правители дружили семьями, дарили ценные подарки друг другу. Эмир был богаче и щедрее и дарил императору даже дворцы для отдыха.
Я была в Керки много лет назад. Тенистыми улицами он до сих пор напоминает Ашхабад моего детства. Старые «русские» деревья с мощными, скульптурными стволами. Погладила — поздоровалась. Господи, сколько же всего они помнят! Деревья старые любят, холят. Ни каких тебе ашхабадских елок-палок. Зеленые изгороди с вьюнчиками, домашние огороды без сорняков. Провинция. Улицы чистые, а «мусорки» не отыскать. Не увидела и людей с метелками, тех, которые денно и нощно скребут Ашхабад, а столица от мусора так и не избавилась. Может, дело в том, что здешний хаким более требовательный и сам следит за порядком маленького городка. А может, горожане сами без напоминаний соблюдают традиции порядка и чистоты. Как хорошо, что этому городу не грозит Азиада. Старый город сохранился, домов с мраморным покрытием почти нет.
Прогулками продолжим исторический экскурс. Город выложен из кирпича, впрочем, и новые дома здесь тоже из кирпича, даже уличные дороги и дворы им выкладывают. Очень схож с Бухарой, а как иначе, до 24 года прошлого века город был узбекским. Но заметим, что на Шелковом пути Керки из-за удачного местоположения имел гораздо большее торговое значение. Даш-сарай одна из множества городских гостиниц для купцов и их караванов, построена с таким вкусом, что позавидуют любые современные пристанища для гостей. Ажурный металлический балкон над арочным входом в кирпичном ажуре. Сегодня это старинное строение исполняет роль местного бизнес-центра. На каждом караван-сарае городские власти позаботились поставить табличку с именем владельца. Гуляем, читаем и узнаем, что этим владел туркмен Гандыбай, другими – узбеки Абдулла Теджир, Абдырауф, Файзулла-ходжа или вот этим — еврей Эмин Яхуды.
О евреях особый разговор. Пяточек в центре у музея, который прежде был красивой мечетью, а сейчас там паркуются такси. Когда-то туда спешил торговый люд, как ныне в банк, для обмены валюты. Менялами по давней традиции были бухарские евреи, которые в Керки жили уже много столетий. До перестройки их было более 400 семей. Сегодня их «махаля-квартал» опустел. Уехали в Израиль. Хотя уже тысячелетие эти евреи жили вдалеке от нее, исторической родины. После падения Иерусалимского царства усилился поток беженцев на Восток. Ничто не кажется более доказательным, чем отрывок из записок Страбона, сообщавшего в начале 1 века, что «…евреи распространились во всех городах, и трудно отыскать такое место на земле, где бы их не было, и где бы они не устроились весьма прочно…». Разбросанные по разным странам евреи с их неизбывной ностальгией и с такой же силы незыблемой уверенностью, что Бог когда-то выполнит обещание и соберет их опять на обетованной земле, активно включились в систему международной торговли на Шелковом пути. Они внесли большой вклад в экономическое развитие и расцвет культуры Азии. Много их было в Бухаре… Были евреи не только торговцами, но и лекарями-аптекарями, писцами и переводчиками. Без их навыков и природных способностей к языкам не обходились посольские миссии, которые постоянно и в разных направлениях курсировали по Шелковому пути. К примеру, керкинские евреи до самого отъезда работали парикмахерами, швеями, фотографами. Хорошо знали своё ремесло, всегда жили в достатке.
В Атамураде осталось лишь 15 евреев да их старое кладбище. Его солидной вывеске на благородном черном мраморе у входа и очень аккуратной ограде позавидовали бы и в более крупных городах. Робин Симхаев взял на себя роль смотрителя кладбища. Он, как человек очень добросовестный и по настоящему верующий, повел меня также на православное кладбище, показал могилу местного священника, за которой еще с начала прошлого века ухаживают местные христиане, хотя храм их давно отобран, как и синагога у иудеев. Такие были времена. Смотритель кладбища показал дома, которыми некогда владели его единоверцы. Шестая школа была не просто домом, а дворцом Арсени, имя владельца, как принято в этом славном городе, конечно же, на вывеске. Такими вот практичными делами незаметно формируется у населения толерантность, понятие о единстве религиозных идей, уважение друг к другу.
Мне удалось увидеть и советскую историю края. Я опять вспоминаю о Пармеддине Рахманбердиеве. Его фотоаппарат запечатлел природу родного края, простых людей и прославленных горожан, руководителей страны, приезжавших в этот город. Я увидела портрет одного из 50 индийских ходоков к Ленину, прослышавших о нем, как о вожде всех обиженных. Они пробирались к Петербургу с большим трудом. Попали к белогвардейцам, из плена освободили красные. Путь их проходил через Керки. Один из них уже в девяностодвухлетнем возрасте, навещая места своего хождения за три моря, приехал и в Керки, вспомнил, что тогда видел, кстати, видел он и дворец на возвышении у берега Амударьи, где тогда жил бек, но внутрь его, конечно же, не пустили. На снимках Рахманбердиева и этот индийский коммунист, и портреты гостей города молодых тогда деятелей советской культуры: Фазиля Искандера, Льва Бородулина, туркменских прозаиков, поэтов и артистов, ведь не надо забывать, что Керки – «мекка» для киношников. Все это надо сохранить. Вложить, конечно, деньги, чтобы отреставрировать снимки, обрамить и устроить городскую выставку, например, на набережной. А потом украсить этими уже архивными снимками совсем уж бедный городской музей.
Ильга Мехти