Михаил Калишевский
На революционные события киевского Майдана официальный Ашхабад отреагировал так же, как и на революции «арабской весны», то есть — никак. Правящий тоталитарный режим, видимо, считает любую информацию о любых революциях принципиально вредной для подведомственного населения, а потому просто не сообщает своему населению о подобных явлениях, дабы не зародить в умах беспочвенные, но все-таки опасные мечтания. Последующие события, как то — присоединение Крыма и «операция Новороссия» (дестабилизация и попытка отторжения юго-востока Украины), — тоже не заставили Туркменистан хоть как-то обозначить свою позицию. Пресловутый туркменский нейтралитет позволял, с одной стороны, вежливо отклонить гипотетические просьбы России о выражении солидарности, с которыми она, впрочем, скорее всего, к Ашхабаду и не обращалась. С другой стороны, туркменского «нейтрального молчания» было вполне достаточно Западу, отлично понимавшему, что Туркменистан никогда не пойдет на нечто большее, не желая раздражать Россию.
Гораздо сложнее Ашхабаду было определиться в отношении собственно Украины, с которой у Туркменистана сложились довольно тесные, хотя и противоречивые связи. Тем более что в последние годы, а именно после обмена визитами Гурбангулы Бердымухамедова и Виктора Януковича в 2012 и в 2013 годах, здесь наметились, как утверждали обе стороны, многообещающие перспективы, в первую очередь, в плане снабжения Украины туркменским газом. Туркмено-украинские отношения должны были получить новый импульс в результате запланированного уже на 2014 год визита Бердымухамедова в Киев, но Майдан и все последующие события поставили возможность этого визита под сомнение. Поэтому и здесь Ашхабад был вынужден хранить молчание и выжидать, фиксировав лишь свою принципиальную готовность развивать сотрудничество с Украиной. Для Туркменистана это, безусловно, очень важно, поскольку украинский кризис резко активизировал поиск Западом и Киевом альтернативных России источников газоснабжения. Туркменский газ при этом рассматривается как одна из весьма вероятных замен российскому, что, по мнению ряда экспертов, сулит Ашхабаду весьма ощутимую прибыль.
Ашхабад Майдана «не заметил»
По образному выражению обозревателя Айши Бердыевой, в дни событий на Майдане «президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов предпочел бы, чтобы Украины не существовало вовсе». Полное информационное табу, наложенное туркменскими властями на сообщения об украинской революции в официальных СМИ, а других в Туркмении просто нет, диктовалось явным опасением, что информация о восстании против действующей власти в очередной бывшей советской республике может вдохновить население самого Туркменистана на некие революционные действия. Стали поступать сведения, что наряду с информационной блокадой власти проводят секретные совещания, посвященные возможному влиянию украинских событий на ситуацию в стране, на которых чиновникам давались ценные указания на предмет предотвращения каких-либо протестов, манифестаций, беспорядков и тому подобного. На Украине обучается свыше 16.000 туркменских студентов, которых, видимо, стали рассматривать как возможных переносчиков «революционной заразы». Известно, что на Украину направлялись представители ряда министерств и ведомств, которые проводили там со студентами профилактические беседы. Позднее появились данные о намерении властей отозвать туркменских студентов из Украины или, по крайней мере, не допустить отъезда туда новых абитуриентов или студентов, приехавших домой на каникулы. Правда, значительная часть туркменских студентов обучается в вузах юго-востока Украины и по понятным причинам их дальнейшее пребывание там весьма проблематично, по крайней мере, до ликвидации сепаратистского мятежа.
Инстинктивное неприятие правящим туркменским режимом любой «революционной самодеятельности», по мнению экспертов, выразилось также и в том, что Бердымухамедов с большой задержкой прислал поздравление по случаю избрания президентом Украины Петра Порошенко, поскольку его избрание имеет в каком-то смысле «майданное происхождение». Впрочем, российский эксперт Аркадий Дубнов считает, что здесь речь идет исключительно о бизнесе – по его мнению, этот характерный жест вызван невыполнением своих обязательств двумя украинскими строительными фирмами, работающими в Туркменистане.
В целом же попытка замолчать украинские события выглядела, мягко говоря, абсурдно, поскольку даже в такой герметично закрытой стране, как Туркменистан, в век глобальных информационных технологий все равно найдется способ получить искомую информацию. Так сложилось, что в Туркмении таким информационным источником стали «тарелки», через которые принимаются российские и турецкие телеканалы. Правда, российские каналы преобладают, а потому и версию происходящего в Украине туркменское население получало в основном пророссийскую. Туркменские власти этому не препятствовали, ведь события на Майдане в российских СМИ были представлены как борьба против террористов и боевиков, пытавшихся захватить власть. Такая трактовка очень устраивала туркменские власти, и народу позволили ее смотреть — в назидательных целях, чтобы не было соблазна выходить на площади и бунтовать.
Создается впечатление, что некоторые деятели туркменской политэмиграции, хотя они долгое время живут на Западе и в отличие от своих соотечественников на родине имеют все возможности получать всестороннюю информацию, тоже черпают свои сведения об украинских событиях исключительно из кремлевских источников. Речь идет, прежде всего, о живущем в Австрии лидере Республиканской партии Туркмении Нурмухаммеде Ханамове. В своих интервью этот господин попросту повторял самые, опять же, мягко говоря, одиозные тезисы российской пропаганды. Типа того, что до Майдана «свободу у Украины никто не отнимал», и на Майдане «погоду делали украинские националисты, а отчасти и нацисты». Присоединение Крыма Ханамов тоже оправдывал, повторяя вслед за российскими каналами, что «жителей Крыма напугало намерение лишить их родного языка, напугал фактически открытый вызов, когда в Киеве говорится о том, что на Украине только те должны иметь права и считаться полноценными гражданами, у кого взгляды, как у националистов». Отсюда характерные выводы: «Майдановская демократия у нас называлась «башизм» и «Такой Майдан нам не нужен». Впрочем, очевидно, что подобные суждения объясняются отнюдь не «односторонней» информированностью» г-на Ханамова, а примитивным желанием получить протекцию в Москве на случай каких-либо изменений в Туркменистане.
«Крымнаш» все-таки не понравился
Между тем, после Крыма и особенно после начала дестабилизации украинского юго-востока зрители Ашхабада подметили перемены в спутниковом вещании, указывающие на то, что режиму все больше не по душе освещение российскими каналами событий на Украине, особенно захваты пророссийскими мятежниками зданий и целых городов и населенных пунктов. «Мы все чаще наблюдаем помехи, сбои в трансляции, а то и полное отключение электричества во всем городе на время выпуска новостей. Мне кажется, это связано с тем, что сейчас наши власти не могут определиться, как им реагировать на то, что все больше регионов Украины стали «проситься» в Россию. Они, наверное, боятся такого сценария здесь», – цитировали СМИ одного ашхабадского обозревателя.
Впрочем, нет ничего удивительного в том, что в Туркменистане, как и во всех других постсоветских странах, стали примерять крымский и донецко-луганский сценарии на себя. Доктрина Путина о праве Кремля защищать этнических русских на всей территории бывшего СССР заставит нервничать кого угодно, даже далеко за пределами бывшего Союза. А в Туркменистане российские паспорта имеют свыше 100 тысяч человек. Хотя это число составляет всего 4 процента от населения страны, этого вполне достаточно, чтобы обеспечить Москве потенциальный предлог для осуществления вмешательства. Еще в 2004 году власти Туркменистана отменили институт двойного гражданства и тем самым пытались заставить граждан с российскими паспортами либо уехать, либо отказаться от гражданства РФ. Вполне можно представить, что при определенных обстоятельствах Кремль, ранее относившийся к печальной судьбе соотечественников в Туркменистане, в общем-то, наплевательски, вдруг загорится желанием их активно «защитить».
Конечно же, на официальном уровне Ашхабад никакой нервозности, ни тем более критичности в отношении российской политики не проявляет. Вряд ли таковой можно считать устранение Туркменистана от голосования по резолюции Генеральной Ассамблеи ООН в отношении Крыма. Не став голосовать ни за, ни против осуждения присоединения Крыма, воздержавшись даже от «воздержания» при голосовании, Ашхабад просто снова спрятался за щит нейтралитета, оставляя для себя возможности для маневра по всем направлениям. Задержку с поздравлением Порошенко тоже нельзя считать каким-то долговременным «трендом». Еще 12 мая в Киеве состоялась встреча министра образования Украины Сергея Квита с послом Туркмении Нурберды Аманмурадовым. И хотя встреча была посвящена сотрудничеству в области образования, ее вполне можно расценить, как фиксацию готовности Ашхабада к развитию связей с новой Украиной. В Киеве же, понятное дело, возлагают на эти связи большие надежды. Президент Порошенко в своем своевременном поздравлении Бердымухамедова с днем рождения выразил уверенность «в дальнейшей успешной реализации действенного партнерства между нашими странами» и подтвердил приглашение посетить Украину с официальным визитом.
Газовые ребусы
Еще задолго до украинской революции возобновление прямых поставок туркменского газа (прекратились в 2006 году) рассматривалось в Киеве как один из наиболее реальных способов ослабления газовой зависимости Украины от России. Именно вопрос о прямых поставках был главной темой визита Януковича в Туркмению в феврале 2013 года. Вроде бы дело сдвинулось — был даже подписан Меморандум о взаимопонимании между «Нафтогазом Украины» и «Туркменгазом», который в Киеве трактовали, как договоренность о возобновлении прямых поставок. Однако из Ашхабада сразу же последовала коррекция — «сначала предполагается приход сервисных услуг, украинских технологий и оборудования в нефтегазовые проекты, а уж потом разговор о поставках газа». К тому же появились сведения, что цена, которую запросил Туркменистан, как и в 2006 году, «превзошла все ожидания Украины» (в негативном, естественно, смысле), но главное — проблема возобновления прямых поставок туркменского газа в Украину уперлась в решение с Россией вопроса о его транзите. В Москве же по понятным причинам уступать Киеву совсем не собирались, а, наоборот, требовали выполнения Украиной обязательств по ежегодной закупке российского газа в тех объемах и по той цене, которая была установлена «кабальными», по выражению Януковича, контрактами, подписанными в 2009 году Юлией Тимошенко. В Ашхабаде же все время твердили одно и то же: «Пусть Киев договаривается с Россией как может, а мы всегда готовы предоставить газ». В результате сохранялась ситуация, при которой покупателем туркменского газа в северном направлении оставался бы лишь российский «Газпром», продающий Украине так называемый «туркменский газ» лишь немного дешевле российского.
Нынешний украинский кризис резко актуализировал проблему избавления Европы в целом и Украины, в частности, от возможного применения Кремлем «энергетической дубинки». В рамках поиска альтернативных России источников газоснабжения предпринимаются попытки реанимировать различные проекты поставок в Европу туркменского газа в обход российских трубопроводов, включая блокировку «Южного потока». Речь идет, прежде всего, о возобновлении проектов строительства газопроводов по дну Каспийского моря, которые европейские и американские компании не могут реализовать с 1990-х годов. В их числе — проект по доставке газа из восточной Туркмении в турецкий Эрзурум (прекращен по инициативе туркменской стороны в 2000 году), подключение туркменского газового экспорта к газопроводу Баку-Тбилиси-Эрзурум (вступил в строй в 2007 году, но ресурсной базой для него стал только азербайджанский газ), наконец, несчастный проект Nabucco – строительство магистрального газопровода из Туркмении и Азербайджана через Турцию в страны ЕС (в июне 2013 года было объявлено об окончательном закрытии проекта). Едва ли не главной причиной неудачи большинства этих проектов считается неопределенность с правовым статусом Каспия. Строить газопровод в условиях, когда неясно, кому именно принадлежит дно и водная толща данного участка моря, весьма проблематично. Отсутствие юридических гарантий инвестиций привело к тому, что ни одна из крупных компаний вкладываться в подобного рода проекты не пожелала.
Другим камнем преткновения на пути Транскаспийского газопровода служит давний спор Туркменистана и Азербайджана по поводу принадлежности нефтяных месторождений Азери (Хазар по-туркменски), Чираг (Осман) и Кяпаз (Сердар). Тем не менее, строить Транскаспийский газопровод на Западе, судя по всему, все-таки решили. Еще в конце 2013 года глава представительства ЕС в Туркменистане Денис Даниилидис сообщал, что соглашение между Баку и Ашхабадом по строительству Транскаспийского газопровода близко к завершению. 18 апреля 2014 года в Ашхабаде состоялась встреча президента Бердымухамедова и председателя Государственной нефтяной компании Азербайджана Ровнага Абдуллаева, на которой обсуждались «вопросы, связанные с реализацией совместных проектов в области прокладки транзитных газопроводов». Абдуллаев, в частности, особо подчеркнул «заинтересованность азербайджанской компании в налаживании полномасштабного сотрудничества с Туркменистаном в качестве партнера, который располагает значительным ресурсным потенциалом». Бердымухамедов же в ответ заметил, что Туркменистан активно осуществляет диверсификацию маршрутов поставок.
Однако ряд экспертов отмечает, что для Туркменистана в данной области особенно остро стоит проблема приоритетов. Он уже располагает газопроводами в китайском и иранском направлении, а на ближайшие пять лет имеет законтрактованные Китаем поставки 65 млрд кубов природного газа в год. Ашхабад активно лоббирует также строительство нового газопровода через Афганистан и Пакистан в Индию (ТАПИ). И, по мнению специалистов, его заинтересованность в реализации этого проекта гораздо выше, чем в Транскаспийском газопроводе. Отсюда делается вывод: сильного желания рисковать ради добавления европейских, в том числе украинского, рынков к уже имеющимся – российскому, китайскому и иранскому – у Ашхабада пока не возникает. Недаром он постоянно подтверждает приверженность принципу «продавать газ исключительно на своей границе». Наконец, Ашхабаду совершенно не хочется портить отношения с Москвой, которая, понятное дело, взирает на всю эту транскаспийскую суету с тревогой.
Не дразнить и балансировать
Туркменистан явно не входит в число внешнеполитических приоритетов России в центральноазиатском регионе. В Москве, например, не просматривается намерения пристегнуть эту страну к евразийским интеграционным проектам, по крайней мере, на настоящем этапе. Кстати, совсем недавно Туркменистан опять подтвердил, что не намерен присоединяться ни к ЕАЭС, ни к какому-либо другому курируемому Кремлем объединению: посол Туркменистана в Москве Бердымурат Реджепов, отметив, что Россия является одним из самых крупных торгово-экономических партнеров Туркмении, тем не менее, заявил, что, Туркменистан, основываясь на своем нейтралитете, главный упор во внешней политике делает на развитие двусторонних отношений. Москву это вполне устраивает. Более того, президент Бердымухамедов проводит в отношении России даже более лояльную политику, чем его предшественник — время от времени Сапармурат Ниязов допускал откровенно недружественные выпады в адрес Москвы.
Тем не менее, возможны ситуации, когда равнодушно-доброжелательное отношение Кремля к туркменскому режиму может измениться. Так, видимо, произойдет, если проекты строительства Транскаспийского трубопровода обретут реальные очертания. Большинство экспертов пока считают это маловероятным, но, тем не менее, обсуждают «меры воздействия», которые мог бы использовать Кремль, если в Туркменистане зайдут слишком далеко и поставят под угрозу статус России как «энергетической сверхдержавы» и ее позиции в Центральной Азии. В числе этих мер исследователи называют даже такие крайние шаги, как вооруженная интервенция или, по крайней мере, военная демонстрация с помощью ВМС (Роберт Катлер, Университете Карлтона в Оттаве), а также организация государственного переворота (Ян Шир, Карлов университет). Впрочем, следует повторить, что большинство считает все это маловероятным. Прежде всего, потому, что Ашхабад не хочет дразнить Москву. Но в то же время Туркменистан ни за что не отступится от своего нейтралитета и будет продолжать сдерживать влияние России через сокращение ее роли в основных направлениях экономики и бизнеса. Например, не допуская российские компании в свои стратегические секторы экономики — скажем, газовую отрасль или железнодорожные перевозки. Видимо, в Ашхабаде также рассчитывают, что подобная политика позволит ему не допустить обострения соперничества США, России и Китая на «туркменском поле». Более того, деликатное балансирование, возможно, видится, как способ получения гарантий безопасности со стороны одновременно всех крупных игроков, в общем-то, одинаково заинтересованных в стабильности нынешнего туркменского режима. Особенно в свете возможного катастрофического развития ситуации в Афганистане, недавних инцидентов на афгано-туркменской границе и роста влияния исламистов в самом Туркменистане.
Источник: ИА Фергана
