Аркадий Дубнов
А теперь давайте подумаем, как скажется нынешняя «крымская кампания» России на судьбе курируемых ею интеграционных проектах в СНГ.
И на имидже нынешней России. Имидж этот «после Крыма» складывается из суммы двух факторов: страха перед военным вмешательством и ожидания этого вмешательства. Чего больше тут, судить социологам, спецслужбам и политологам.
И на имидже нынешней России. Имидж этот «после Крыма» складывается из суммы двух факторов: страха перед военным вмешательством и ожидания этого вмешательства. Чего больше тут, судить социологам, спецслужбам и политологам.
Изложу здесь лишь несколько соображений.
Но перед этим о давнем: 15 лет назад, весной 1999 года, президент Узбекистана Ислам Каримов объяснял мне, почему он отказался пролонгировать участие Ташкента в Договоре о коллективной безопасности (тогда еще не было Организации). Один из трех его аргументов сводился к тому, что ему не нравились планы Москвы преобразовать 201 российскую дивизию в Таджикистане в военную базу: «Зачем мне нужен российский военный кулак у границ с Узбекистаном?» — возмущался он. Сегодня, когда Каримов слышит объяснения российского постпреда в ООН, что передвижения российских военных в Крыму совершались в соответствии с соглашением о дислокации Черноморского флота в Севастополе, думаю, он еще раз перечитывает соглашение о статусе 201 РВБ в Таджикистане…
После Крыма этот документ может быть прочтен совсем под другим ракурсом. Не удивлюсь, что и президент самого Таджикистана г-н Рахмон захочет внимательно еще раз с ним ознакомиться на предмет прописанной там возможности передвижения российских войск. Сегодня он убежден, что они защищают его лично. А вдруг он утратит доверие Москвы?…
После Крыма этот документ может быть прочтен совсем под другим ракурсом. Не удивлюсь, что и президент самого Таджикистана г-н Рахмон захочет внимательно еще раз с ним ознакомиться на предмет прописанной там возможности передвижения российских войск. Сегодня он убежден, что они защищают его лично. А вдруг он утратит доверие Москвы?…
В Киргизии несколько российских военных объектов.
Нужно ли объяснять, что в случае необходимости нужное количество российских военных найдет достаточное обоснование для необходимых передвижений по киргизской территории. Знают ли об этом в Бишкеке? Несомненно. Вопрос в другом: в чьих интересах станут «передвигаться» российские военные, действующей власти или ее оппонентов?… Заметим, до сих пор нет ответа, что за снайперы стреляли по толпе у Белого дома в Бишкеке 7 апреля 2010 года, когда был свергнут президент Бакиев.
В Туркмении нет российского военного присутствия.
Но есть десятки тысяч российских апатридов, чей статус официальный Ашхабад не хочет признавать, что делает их людьми второго сорта. Туркменские власти, как и в августе 2008-го, после войны в Грузии, очень нервничают сегодня, опасаясь, что Москва захочет военным путем вступиться за своих соотечественников. После августа-2008 они даже военные маневры на западе Туркмении провели, демонстрируя решимость дать отпор агрессору. Но, думаю, зря в Ашхабаде так волнуются…
Наконец, Казахстан, last but not least.
Здесь тоже есть российские военные полигоны, а еще — Байконур. Но, наблюдая за «крымской кампанией», здесь размышляют о заветах Солженицына, призывавшего помнить про северные области Казахстана, которые должны принадлежать России. А еще там, как и в других столицах Центральной Азии, не забудут праздничные призывы Жириновского «от 23 февраля» создать на месте всех этих стран Среднеазиатский федеральный округ России. На официальные ноты протеста МИД Казахстана и Киргизии, направленные в Москву, здесь ответили сдержанно, мол, не беспокойтесь, нашим отношениям ничего не угрожает, они «надежно защищены» двухсторонними договорами… Однако, уже спустя пять дней, когда в Крыму пошла российская военная «движуха», в Астане, как и в других столицах Центральной Азии, инициативы Жириновского уже, кажется, воспринимаются более серьезно. Ведь угадал же кремлевский тренд!
В итоге национал-патриоты и противники тесного сближения с Россией в регионе получили «после Крыма» мощный заряд бодрости и оптимизма, кто их разубедит теперь в том, что в дружеских объятьях Москвы можно и задохнуться. Какой государственный лидер в регионе рискнет своим политическим будущим, пытаясь убедить свой электорат, что самый невинный экономический интеграционный союз во главе с Россией не несет угрозы национальному суверенитету?
Впрочем, не стоит и обманывать себя при этом: есть достаточно большое количество жителей в странах Центральной Азии, кто бы мечтал вновь проснуться поутру в Советском Союзе, как бы он ни назывался…
Через неделю в Москве состоится саммит трех лидеров Таможенного союза, Путин будет принимать Лукашенко и Назарбаева, чтобы обсудить с ними ход подготовки договора о создании Евразийского Экономического союза.
Что-то подсказывает мне, что судьба этого проекта «после Крыма» окажется еще менее безоблачной, чем казалось раньше… Но перед саммитом президент Казахстана выступит в МГУ с юбилейной лекцией, 20 лет назад он здесь впервые озвучил идею Евразийского союза. Сильно сомневаюсь, что он произнесет «аллилуйя» в честь крымской кампании.
Обратите внимание, ни один союзник России по ОДКБ не произнес пока ни pro, ни contra по поводу этой кампании. И уверен: не произнесет. Так же, как никто из них не признал итогов августовской войны 2008 на Кавказе, — независимости Южной Осетии и Абхазии. Про еще одного союзника России и ее партнеров в Центральной Азии — Китай — и говорить не приходится, там поддержка сепаратистов считается подрывной деятельностью.
