пятница, 1 ноября 2013 г.

Под небом ашхабадским…

Из подлинных историй Русской Азии
Героиня моего рассказа не ашхабадка, хотя таковой считает, потому что лучшее в жизни связано с нашим городом. Еще в довоенные годы она, выпускница российского педагогического училища прибыла из — под Рязани в Ашхабад с чемоданом книг. Сразу направили в чарджуйский колхоз. Она преподавала там русский язык и учила туркменский, а точнее его эрсаринский диалект. Примеряла народные костюмы и даже сфотографировалась в таком одеянии. Портрет этот до сих пор в ее кабинете.

…Уже все вокруг дышало войной. В 1942 году она подала заявление на фронт. Но вместо фронта ее зачисли на курсы физруков, туда приехали со всей Туркмении еще сто учительниц русского языка. Об этом времени она подробно вспоминает в книге «От аула до университетской кафедры», изданной в Воронеже в 2003 году. Полине преподавала военное дело, а потом она уехала в Ашхабад за институтским дипломом.
В пединституте училась заочно на филфаке и работала в библиотеке. Уже была война, многие студенты ушли на фронт, но здание не пустовало. Ашхабад стал надежным тылом, может, не столь хлебным, как Ташкент, но очень гостеприимным. Туда эвакуировались многие российские вузы. Там в то время работали профессора, по чьим учебникам готовили не одно поколение советских студентов. Там преподавал Илья Николаевич Бороздин. Дворянин, историк широкого профиля, археолог, этнограф. Он открывал первый всероссийский съезд русских египтологов. Копал Урарту. Встречал экспедицию с Тибета. Руководил изучением татарской культуры в Крыму. Заведовал кафедрой московского пединститута им. А.С. Бубнова. Любимый преподаватель Сергея Есенина по Университету Шанявского. Дружил с А.Блоком, С.Чуковским, М.Волошиным, В.Маяковским, В. Брюсовым, А.Белым… Они дарили ему письма, книги с автографами.
Бороздин не покинул Россию, считая, что учёный служит не общественно-политическому строю, а Отечеству. Много сделал для развития советского востоковедения, становления археологической школы.
В 1935 году, будучи заведующим кафедрой древней истории, был арестован и без всяких оснований сослан на три года в город Алма-Ата, где работал на кафедре Казахского пединститута. Через два года вновь арестован и приговорен уже к 10 годам исправительных лагерей. Еще одна жертва политического террора. Как рассказывала Полина Андреевна, хотя был немолодой человек и перенес в ГУЛАГе много испытаний, он не потерял жизненного настроя, доверия к людям. Его уважали в лагере. Бороздин организовал там театр, читал лекции. Не раз уголовники из числа его слушателей защищали своего преподавателя, помогли сохранить ему фамильные часы фирмы «Mozer». С дальнего Востока до Ашхабада добирался больше месяца, приехал больным, без вещей. Бороздину после освобождения выдали такой паспорт, по которому он мог жить только в райцентре, но друзья, представители правительства и общественности сумели добиться для него права жить в Ашхабаде. Илья Николаевич был назначен заведующим кафедрой Туркменского пединститута, где продолжал традиции своих учителей, знаменитых ученых Московского университета. В пединституте вел курсы по истории средних веков. Особенно запоминающимся был спецкурс «Культура средних веков». Сразу включился в общественную и культурную жизнь города. Дружеские связи установились у Ильи Николаевича не только с туркменскими писателями, но и с теми, кого военное лихолетье занесло в знойный Туркменистан.
Заканчивалась война. В Туркменском пединституте 2 мая 1945 года преподаватели и студенты стихийно собрались все вместе, как только услышали о взятии рейхстага Советской армией. Первым слова попросил Илья Николаевич. Он обратился с пламенной речью к сотрудникам. Седые волосы, седая бородка клинышком, но глаза за стеклами удивительно молодые, страстные. Библиотекарь Полина, прибежала, когда там властвовал Бороздин, вернее его голос — бархатный, проникающий прямо в душу. Уже гораздо позже вспоминала: «Илья Николаевич говорил о том, что русские не первый раз одерживали победу над немцами. Когда он начал говорить о тевтонских рыцарях, я поняла, что влюбилась, при этом, думая о нем, я не разделяла тогда его внешности от его острого ума и его эрудиции. Я смотрела на него и боялась, что скоро закончится его выступление. И тогда я осмелилась и сама выступила с речью». Даже через многие годы Полина Андреевна рассказывает с удовольствием, что она была тогда довольна своей внешностью: гладко причесана, матерчатые туфли на каблучках, а главное, в тот день на ней было льняное платье с белорусской вышивкой, присланное сестрой. Бороздин смотрел так, будто впервые увидел девушку.
На следующий день Илья Николаевич пришел в библиотеку и предложил студентке Полине работать с ним над научной темой. Выбрали творчество Радищева. Полина поняла, что всю жизнь мечтала о таком руководителе и о научных занятиях. Счастье наполняло ее жизнь. Работать с Ильей Николаевичем было интересно и трудно. Он старался дать своей ученице и культурное развитие. Однажды сказал, что купил билеты в театр. Девушка смутилась и отказалась от приглашения. Когда узнал, что у нее нет платья для театра, покачал головой: «Полина Андреевна, Вы не поняли меня. Я приглашаю именно Вас, а не платье». Похоже, что обаяние Бороздина действовало на многих женщин, что еще раз убеждает в том, что мужчину красит, прежде всего, ум. Полина Андреевна, уже Бороздина, получила диплом, была прикреплена к кафедре московского госпединститута и стала готовиться к защите диссертации.
Илья Николаевич подружился со многими ашхабадскими людьми. Первый секретарь ЦК КПТ Шаджа Батыров опекал его и был даже инициатором обращения от имени правительства к Берии с ходатайством о реабилитации Бороздина. Несмотря на то, что ему здорово попало за такое заступничество «за врага народа», отношение к ученому не изменилось, первый секретарь ЦК продолжал заботиться о нем, помогал выходить из затруднительных положений, вплоть до бытовых проблем. Они дружили. Влияние Бороздина, человека высокой культуры, было огромным. Можно рассказать, хотя бы о том, что Илья Николаевич способствовал, чтобы в Ашхабаде был открыт Театр оперы и балета. Любимым учеником был будущий академик А.А. Росляков, которого, кстати, именно Бороздин заинтересовал исследованием военного дела туркмен.
У меня давний интерес рассказать еще об одной аспирантке Ильи Николаевича. Она тоже, как и Бороздин, из древнего дворянского рода, еще в хорошей памяти, но на мои просьбы прояснить некоторые моменты тех исторических дней, отвечает всегда «а зачем это нужно, зачем тревожить тени прошлого». В советское время ей всегда приходилось молчать о своем аристократическом происхождении. Она привыкла держать рот за замком. Очень печально. Я знавала и других милых ашхабадок дворянских корней. Они, к сожалению, тоже старались не вспоминать о своем происхождении. Но всех их выдавали такт, манеры, то, что было привнесено с детства и не исчезло даже в условиях советского нивелирования личности. Эти же качества ценили у Бороздина туркменские писатели, художники, артисты, композиторы, которые общались с ним. А с кого им еще можно брать пример, учиться европейскому поведению дома, в гостях, с женщинами. В общении с такими «врагами народа» и воспитывалась тогда туркменская интеллигенция. Книг-то таких специальных по этике не было тогда для них.
Илья Николаевич, несмотря на то, что пострадал именно за увлечение восточной темой, в Ашхабаде вновь стал заниматься историей туркменского народа, отстаивая необходимость проведения систематических археологических раскопок. Ах, как я завидую Полине Андреевне! Она с Ильей Николаевичем видела парфянскую крепость такой, какой она была отрыта археологами. Бороздины побывали на раскопках Старой Нисы в гостях у руководителя экспедиции М.Е. Масона. В своей неизменной академической шапочке, как зороастрийский жрец-мобед, знаменитый ученый увлеченно водил их по запутанным глиняным коридорам, рассказывал и показывал раскопанный нисейский храм с алтарем, где когда-то пылал чистый огонь Ахуромазды. А через некоторое время все, с таким трудом отрытое археологами, рухнуло по воле слепой, но грозной стихии. То была ночь страшного Ашхабадского землетрясения, которое в одночасье разрушило город и окрестности. Обвалились и глиняные стены Нисеи. В лагере археологов многих засыпало землей, ушибло камнями. Но все были живы – это главное! Археология. Парфия. Ниса. Все было забыто. Все бросились спасать пострадавших. В эти дни на помощь Ашхабаду пришла вся страна. Рассыпалось и жилье Бороздиных. Жара, пыль.
…Как только немного успокоились, Полина стала искать друзей. От известного ей дома около зоопарка остались только ворота. Поэтому и просят нас сейсмологи: начинает трясти землю, спасайся, стой в дверном проеме. Подруга погибла, а в домашнем винограднике по-прежнему рдели под солнцем, наливаясь сладким соком грозди, припорошенные пылью. Появившаяся соседка-азербайджанка крикнула черноглазому мальчугану: «Мурад, сорви тете виноград», а потом обратилась к Полине: «Представляете, он круглый сирота. Отец не вернулся с фронта, а мать и двое братьев остались там, под завалами их дома… Лучше бы они в своем селе жили, может быть, Бог сохранил бы…». Через многие годы на том месте установили памятник тому сироте. Еще один памятник ко многим, сверкающим по стране, но, наверное, самый искренний, щемящий душу мыслями о тщете земных сует…
Врачи предрекали: в жарком климате при подорванном здоровье жить бывшему ссыльному осталось несколько месяцев. Бороздин уже имел на руках извещение о том, что он избран заведующим кафедрой всеобщей истории Воронежского университета, чем был обязан хлопотам его сестры, видного ученого-египтолога, ученицы академика Тураева и ученика Ильи Николаевича, членкора АН ССР С. Галунского, помощника знаменитого Вышинского, упросившего своего шефа поговорить со Сталиным. Властитель разрешил профессору Бороздину, которого хорошо знал, переехать поближе к Москве. Пока шли сборы, случилось землетрясение. Илья Николаевич отказался уехать из разрушенного Ашхабада пока студенты и преподаватели не наладят регулярные занятия. Через две недели после катастрофы, а земля, успокаиваясь, еще долго сотрясалась, историки и физики начали регулярные занятия. Мужественное поведение Бороздина воодушевляло студентов, они построили временное здание для лекций и даже досчатые домики для преподавателей. Они успешно закончили семестр. Лишь тогда Илья Николаевич покинул Ашхабад.
Вместе с женой переехал в Воронеж, где создал школу славяноведов и историографов. Российский климат дал ему еще десять лет жизни. В Воронеже двери его квартиры, как и в Ашхабаде, были всегда открыты для сельских учителей, студентов, просто интересующихся историей, литературой.
4 ноября 1953 года Илье Николаевичу исполнилось 70 лет. Несмотря на положение опального профессора, чествование прошло торжественно. А в конце 1955 года пришло извещение о его реабилитации, сообщали о прекращении дел 1935 и 1937 годов «из-за отсутствия состава преступления». Радость была горькой. Бороздин был восстановлен в союзе писателей, получил возможность ездить по стране. Но в сентябре 1959 года у него случился инсульт. Похоронили в Москве на Ново-Девичьем кладбище в фамильном склепе. В Воронеже на доме по улице Театральной открыта мемориальная доска выдающемуся историку, археологу, литератору Илье Николаевичу Бороздину.
А в квартире Полина Андреевна все сохраняет как при его жизни. Квартира всегда полна гостей. Так же празднуется его День рождения. И, по-прежнему, приходят, приезжают его ученики. Только книг стало меньше. Они уже в пристенных шкафах стоят не в три ряда и даже не в два. Теперь многое хранится в фонде И.Н. Бороздина в библиотеке Воронежского госуниверситета и в Институте востоковедения АН России.
Бороздина продолжает ту линию жизни, которой держался ее муж, честный и добропорядочный человек. Она написала и издала книгу «Жизнь и судьба профессора Ильи Николаева Бороздина». В Воронежском госуниверситете доцент Бороздина читала курс «Литература народов СССР», в котором очень интересен для наших преподавателей полновесный раздел по туркменской литературе. Хоть бери сейчас и переводи на туркменский язык. Лучше пока никто не напишет… И все же нашелся просвещенный человек, который обратился к Полине Андреевне Бороздиной с желанием переиздать ее лекции, сохранить для потомков ее знания. Это профессор Р. Г. Гостев, депутат Госдумы. В книге будут, конечно, материалы и о особо любимой ею туркменской литературе. Недавно вышла очередная книга П.А.Бороздиной «А.Н.Толстой – писатель, патриот», как полемический ответ на вышедшие недавно исследования. Интервью, беседы, статьи Бороздиной публикуются во всех странах, бывших республиках Советского Союза…
… Я попала в этот дом давно и стала своей. Как-то со сломанной рукой в гипсе на перевязи в поисках достойного врача я приехала в Воронеж. Первым делом постучала в железную дверь ее квартиры, мне никто не отвечал. Сердце заныло. Но прибежала соседка. Оказалось, что Полина Андреевна в больнице рядом — ногу сломала. Несколько зимних дней мы потом пожили вместе. Две «полубогини». Полиночка Андреевна вспоминала, как шумел камыш в «ее» ауле, как хорошо были видны горы из окна их ашхабадской квартиры, каким вкусным был туркменский виноград, какой чудесной была жизнь с Ильей Николаевичем в Ашхабаде. Я грелась у костра ее любви, в который она все подбрасывала и подбрасывала свои так сильно горящие, пламенные воспоминания.
Ильга Мехти, Ашхабад.

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Уважайте собеседников и авторов статей, не оставляйте ссылок на сторонние ресурсы и пишите по теме статьи.