Туркменистан: Из «Золотого века» в «Эпоху Великого Возрождения»

Михаил Калишевский

Фергана

Туркменистан по своему уникален – здесь местной партноменклатуре во главе с первым секретарем компартии Сапармурадом Ниязовым удалось утвердить не просто жесткий авторитарный режим, а единственную на постсоветском пространстве классическую тоталитарную диктатуру «фюрерского» типа. Эта диктатура, совмещающая в себе характерные черты коммунистических и фашистских режимов, националистических диктатур стран «третьего мира» и древних восточных деспотий, по степени террористического контроля над обществом уступает разве что «чучхейскому» государству в КНДР.

Почему это случилось именно с Туркменистаном – предмет для всестороннего исследования, которое в настоящий момент очень затруднено почти «герметичной» закрытостью страны. Эксперты могут лишь предполагать, что смена советского тоталитаризма на тоталитаризм «башистский» была обусловлена целым рядом факторов, в том числе — слишком архаичным, даже по меркам советской Средней Азии, характером туркменского общества. Отсюда — почти полное отсутствие демократических традиций, крайняя немногочисленность и изолированность социальных слоев, где могли бы зародиться зачатки гражданского общества. И, наоборот, высокая степень консолидации правящей верхушки в лице Ниязова и его ближайшего окружения. Верхушки, которая, несмотря на относительную узость своей регионально-клановой базы, смогла удержать и укрепить господствующие позиции в государстве и обществе, подавив всех потенциальных соперников из числа других регионально-клановых группировок. Видимо, нельзя недооценивать и личные качества товарища Ниязова, который оказался весьма талантливым учеником всех предыдущих «вождей», что в немалой степени поспособствовало его превращению из невзрачного первого секретаря республиканской компартии в богоподобного «Отца всех туркмен» — Туркменбаши.

Необходимым средством и логичным следствием такого преображения стала тоталитарная идеология «башизма». Эта достаточно стройная и, прямо скажем, незамысловатая идеологическая система, тем не менее, вполне эффективно выполняла предназначенные тоталитарной идеологии функции: обеспечение идеологической монополии и тотального идеологического контроля над обществом, поиск и искоренение любого инакомыслия. Это сочетается с неустанной «промывкой мозгов» всего населения с целью сакрализации любого действия власти и мобилизации подданных на выполнение поставленных свыше эпохальных задач. Даже смена персоналии на посту «отца родного» по существу никак не повлияла на «идеологическую работу» режима за исключением необходимых корректировок и некоторого изменения акцентов.

Оформление культа

После обретения Туркменистаном независимости первые заявления нового-старого руководства, в общем, соответствовали характерному для рубежа 80-х – 90-х годов «духу времени»: главной целью провозглашалось построение демократического правового государства, где граждане вне зависимости от национальной или религиозной принадлежности обладают всем комплексом прав и свобод, где гарантируется идеологический и политический плюрализм и так далее. Однако одновременно концепция «Туркменской модели развития», сформулированная президентом Ниязовым, акцентировала внимание на медленный, постепенный переход туркменского общества от советской системы к демократии. При этом особо подчеркивалось, что главную роль в этом процессе должно играть государство.

Туркменские государственные идеологи тут же принялись обосновывать ведущую роль государства, ссылаясь на национально-культурные традиции и особенности менталитета туркмен. Например, вот так: «Для туркмен государство в отличие от жителей Запада – это не «ночной сторож», не организация, наблюдающая за порядком в обществе. Они считают его универсальной организацией. Они видят в нем патерналистский орган, проявляющий отеческую заботу о превращении народа в единую нацию, о его сплоченности, обеспечении защиты от внешних угроз, о счастливой и свободной жизни». (М. Хаитов, зав.кафедрой конституционного и международного права ТГУ им. Махтумкули). Патерналистская природа создаваемого государства была даже закреплена в первой статье конституции Туркменистана 1992 года, где главной государственной задачей была объявлена «защита в нынешних непростых условиях подавляющего большинства населения, обеспечение ему гарантированной помощи, не выбрасывая людей за борт».

Формировавшаяся в Туркмении идеологическая конструкция изначально содержала тезис об исключительности избранного пути, опирающегося на местную специфику. Президент Ниязов, в частности, заявлял: «Мы изучили все формы правления в контексте их применимости у нас, и выгодные, полезные для нас принципы использовали в своей практике, совместив их с теми принципами, что довели до совершенства наши предки». Отсюда был выведен тезис о «национальном бесклассовом обществе принципиально нового типа, не имеющего аналогов в исторической ретроспективе и в современном мире, организм которого трансформируется в справедливое, правовое общество всеобщего благоденствия, в котором все будет подчинено благополучию и процветанию человека».

Не сразу, но достаточно быстро пошел процесс отождествления государства с личностью первого лица. М.Хаитов: «Главу государства в народе признают и почитают как отца нации. Поэтому туркменский народ свято чтит государство, его Президента, верит им, поддерживает их и готов защитить их даже ценой своей жизни». Культ личности Сапармурада Ниязова формировался прямо-таки спринтерскими темпами: декабрь 1991 года — Закон об охране чести и достоинства президента; май – апрель 1992 года — исключительные заслуги Ниязова в деле обретения независимости и построения национального государства подтверждены специальным законом парламента (Маджлиса), по конституции 1992 года он наделен чрезвычайными полномочиями; октябрь 1993 года — Халк Маслахаты (высший представительный орган) присвоил Ниязову фамилию Туркменбаши (в официальном переводе «Отец всех туркмен»); январь 1994 — референдум о продлении полномочий Туркемнбаши до 2002 года и отмене президентских выборов 1997 года; апрель 1994 года — введение ежедневной клятвы верности президенту; декабрь 1999 года — Халк Маслахаты объявил Туркменбаши пожизненным президентом; май 2001 года — Гуманитарная ассоциация туркмен мира предложила присвоить Туркменбаши титул Бейик («Великий»).

Центральная роль вождя (сердара) была закреплена в общих программах развития Туркменистана — «10 лет стабильности в Туркменистане», утвержденной референдумом 1994 года, и «XXI век – золотое столетие туркмен», который эту программу заменил. Культ Туркменбаши, как ядра обязательной идеологии и символа самой государственности, был материально воплощен в архитектурной и скульптурной гигантомании — «родовая черта» всех диктатур и деспотий. С середины 90-х культ распространился и на семью первого президента. Мать Горбансолтан Эдже стала примером туркменской женщины, и отец Атамырат — символом традиционного туркменского героизма. В Ашхабаде и Гыпджаке возвели посвященные им монументальные памятники.

«Организационное» обеспечение

Однако следует остановиться и на «организационной стороне» дела, во многом обеспечившей утверждение абсолютной личной власти Сапармурада Ниязова. Еще в начале 90-х годов были удалены практически все чиновники, которые могли себе позволить хоть малейшее фрондерство. Так, в начале 90-х вынужден был оставить свой пост министр иностранных дел Туркменистана Авды Кулиев, который положил начало спорадическому процессу формирования номенклатурной оппозиции. Суть состояла в том, что бывшие чиновники, по каким-то причинам утратившие расположение Ниязова, покидали страну в целях личной безопасности (а некоторые, назначенные послами, попросту не возвращались по первому зову Туркменбаши) и уже за рубежом объявляли себя оппозиционерами. Еще одному бывшему министру иностранных дел Борису Шихмурадову вроде бы удалось организовать более-менее осмысленное оппозиционное движение бывших госчиновников, как за пределами Туркменистана, так и внутри страны. В ноябре 2002 года эта группа предприняла, по ее определению, «мирную попытку отстранения Ниязова от власти». Дело закончилось массовыми арестами, обвинениями в «покушении на жизнь Туркменбаши», покаянными выступлениями «заговорщиков» по телевидению и длительными сроками тюремного заключения. После этих таинственных событий о какой-либо оппозиции режиму в рядах чиновничества ничего не известно.

«Силовые» структуры тоже были основательно «зачищены». Ниязов несколько раз пресекал заговоры (реальные или воображаемые – непонятно) возвышенных им же самим «силовых» министров. Поэтому и года не проходило без смены руководителей «силовых» ведомств. Многие высшие чины был уволены, многие осуждены по различным делам, в том числе и по делам «о покушении» и по делам «о халатности» при расследовании этого «покушения». Например, в 2002 году просочившиеся слухи о возможном заговоре во главе с председателем КНБ Назаровым заставили Ниязова срочно покинуть саммит глав СНГ в Алма-Ате и вернуться домой для «разборок» с подозреваемыми. В результате руководство КНБ было арестовано. Более того, впоследствии Ниязов посадил в тюрьмы всех бывших министров обороны, председателей КНБ, большинство бывших министров внутренних дел. Учитывая кадровую чехарду в силовых структурах, полную недееспособность вооруженных сил, отсутствие авторитета у того или иного «силовика» во вверенном ему министерстве, угроза власти Ниязова с этой стороны была полностью ликвидирована. Единственной боеспособной структурой стала служба личной охраны президента, которая не раз доказывала абсолютную преданность «сердару».

Определенную угрозу «идейно-политическому единству» туркменского общества представляла региональная клановость. Выступая на VI Совещании старейшин Туркменистана, Ниязов заявил: «Основа всех основ — единение туркменских племен и родов… Среди некоторых руководителей ходят разговоры о преимуществе одних племен и родов перед другими… Первейшим условием упрочения Туркменского государства является единство и сплоченность туркмен… все мы братья, все мы — единый народ». Ниязов стал направлять на ключевые посты и в региональные силовые структуры выходцев из других областей и принадлежавших к иным кланам или племенам, чем доминирующие в данной области. Это давало гарантии, что местные элиты не приобретут излишней политической и экономической самостоятельности, а довольно частая смена этих чиновников, но по тому же принципу, вообще свела угрозу усиления региональных элит к минимуму. Был издан закон, запрещающий совместную работу родственников и земляков или лиц, принадлежащих к одному племени, в одной и той же госструктуре. Каждый чиновник при назначении на должность был обязан предоставить свою родословную до третьего колена. Однако данная проблема не исчерпывалась клановым присутствием в госструктурах. Еще с советских времен существуют достаточно влиятельные и богатые семьи почти в каждом племени, во всех регионах Туркменистана. Ниязов, обрушившись на клановые авторитеты, тем самым сильно ослаблял тот или иной клан: проводились аресты, реквизиции под надуманными и реальными предлогами. Но на масштабные чистки Ниязов все-таки не шел – не желая провоцировать массовые мятежи, он предпочитал «точечные удары».

Что же до национальной интеллигенции, то после распада СССР, правящий режим проводил планомерное уничтожение всей среды ее обитания. Была закрыта Академия наук, и большинство ведомственных институтов, ликвидированы почти все творческие союзы, произошли масштабные сокращения врачей и учителей. Все известные ученые, писатели, журналисты, артисты, архитекторы, врачи, преподаватели вынуждены были покинуть страну. Оставшиеся же были обречены на идеологической обслуживание режима под неусыпным контролем идеологов аппарата президента и соответствующего отдела КНБ. Редкие случаи «непослушания» моментально пресекались. Так, еще в 1995 году около 200 человек, в основном молодежь, вышли на одну из площадей Ашхабада. Основным лозунгом демонстрантов была смена режима, уход президента Ниязова. Вся группа была избита и арестована. Двое из арестованных впоследствии скончались от побоев, главные организаторы получили различные сроки тюремного заключения. Все участники были объявлены наркоманами и хулиганами. Тогда же получила начало практика публичных покаяний фигурантов, которые многократно транслировались по телевидению. И впоследствии любой намек на оппозиционность получал незамедлительный ответ властей — от запретов покидать страну, до арестов, лишения жилья, увольнения родственников с работы.

Полной изоляции нового поколения от всего предыдущего интеллектуального багажа послужили перевод туркменского языка на латинский алфавит (начиная с 1995 года) и тотальная дерусификация образования и информационного поля. Полагая, что молодежь «слишком долго» учится, Ниязов перевел школы на 9-летнее обучение, а вузы – на 2-летнее. Естественно, в Туркменистане не осталось даже видимости свободы печати, все СМИ были унифицированы, запрещен доступ в Интернет, резко ограничено вещание зарубежных, прежде всего, российских, телеканалов, радио «Свобода», другие зарубежные радиостанции стали глушить во всех крупных городах Туркменистана.

Религиозная политика режима тоже была направлена на «огосударствление». Тем более, что суннитская ветвь ислама, исповедуемая в Туркменистане абсолютным большинством населения и адаптированная местными народными традициями, никогда не представляла серьезной угрозы для власти и не принимала агрессивных форм. Именно при поддержке государства ислам снова восстановил свои позиции в обществе, что обеспечило лояльность религиозных авторитетов в период становления независимости. Но этого Туркменбаши показалось мало. В 1994 – 1999 годах туркменские ученые приступили к поискам среди предков президента самого пророка Мухаммеда.

Правда, найти таких родственных связей не удалось, но тогда сам Ниязов был объявлен «Пророком». Доказывали также, что он является прямым потомком Александра Македонского. Параллельно стал рассматриваться вопрос о преобразовании занимаемой Ниязовым президентской должности в шахский престол. Из названия государства «Республика Туркменистан» было исключено слово «Республика». Правда, на совещании старейшин, прошедшем в 1994 году, введение монархии не было единодушно поддержано старейшинами, представлявшими несколько кланов Туркмении. Кроме того, в ходе негласных консультаций отрицательное отношение к этой идее высказали Иран, Узбекистан и Россия. К тому же у Ниязова были натянутые отношения с возможным кронпринцем — сыном Мурадом. Поэтому президент воздержался от принятия шахского титула. Ему пришлось удовлетвориться званием пожизненного президента, что, впрочем, никак не повлияло на масштабы культа Туркменбаши, который приобретал все более фантасмагорические очертания.

Идеологические постулаты «башизма»

Культ личности президента, при все том, что он стал стержнем госидеологии, все же не являлся самодостаточным и нуждался в более широкой идеологической основе. И такой основой вполне логично стал этнический национализм – здесь туркменский режим следовал в русле «идеологических процессов», происходивших в других бывших союзных республиках. Таким образом, культ личности и национализм стали взаимодополняющими идеологическими компонентами. Главенствующим в националистической доктрине туркменского вождя стал тезис об исключительности туркменского народа («туркменчилик»), который, как и в других странах постсоветской Центральной Азии, обосновывается всевозможными историческими изысканиями. Собственно, специалисты соответствующего профиля занялись такими изысканиями сразу же после распада СССР — туркменскую историю стали вести от мифологического хана Огуза, якобы жившего примерно 6000 лет назад. Уникальность Туркменистана проявилась и в том, что вскоре главным историческим исследователем стало первое лицо – сам Туркменбаши. Монументальное произведение президента Туркменистана «Рухнама» было представлено и одобрено в 2001 году на собрании Халк Маслахаты.

Историческая концепция, изложенная в «Рухнаме», достаточно проста – многие империи, существовавшие после Огуз-хана, объявляются в той или иной степени «туркменскими», даже, например, Парфянское царство Аршакидов (III в. до н. э. – III в. Н.э.), а все тюркские династии – 100-процентно «туркменскими». Наиболее яркой эпохой туркменской истории считается время «туркмен»-сельджуков. (Альп Арслан и султан Санджар, жившие в XI – XII веках – «выдающиеся  вожди туркменского народа»). Это первый «Золотой век всех туркмен», потом многовековой упадок (небольшой взлет в XVIII веке, когда жил Махтумкули), российский и советский период трактуется крайне отрицательно — российская и советская власть якобы препятствовали превращению Туркменистана в «процветающий край» и отложили начало нового «Золотого века всех туркмен». А вот приближение «Золотого века» связано исключительно с появлением на исторической арене самого автора «Рухнамы», то есть великого и мудрого Туркменбаши.

Однако «Рухнама» — это, конечно же, не только «единый учебник истории». В нем также обрели окончательные очертания два других основных идеологических постулата. Во-первых, это «Независимость». Здесь такая идеологическая парадигма – через отрицание прежнего советского режима к утверждению решающей роли Туркменбаши в завоевании независимости и построении национального государства. Развитием этой идеологической догмы служит идея «Вечного нейтралитета». Опять же президент, опираясь на «традиционное миролюбие туркмен», в качестве не дремлющего стража независимости страны добился дополнительной гарантии этой независимости в виде международного признания постоянного нейтрального статуса Туркменистана на сессии Генассамблеи ООН 12 декабря 1995 года. В этой связи можно заметить, что идея нейтралитета функционально все же больше обращена «вовнутрь», а не «вовне». На международной арене Ашхабад склонен трактовать туркменский нейтралитет весьма прагматически, в зависимости от конкретных обстоятельств, а вот его «внутреннее» применение всегда било в одну и ту же точку – на укрепление личной власти все того же Туркменбаши.

«Рухнама», в общем-то, довольно хаотичное и бессистемное произведение, основанное на эклектичном сочетании некоторых положений Корана, ряда коммунистических догм, вольного изложения туркменских традиций (или псевдотрадиций), а также на авторском, мягко говоря, произвольном толковании туркменской истории. Но в условиях Туркменистана это не могло помешать главной задаче – «Рухнама» была призвана стать своеобразным духовным кодексом, рожденным, как подчеркивал автор, «чтобы воспитать в туркменах силу и величие духа». Труд Туркменбаши включает в себя суждения, охватывающие практически все стороны жизни туркменского народа, и предписывает «правильные» нормы поведения индивидуума во всех сферах общественного и личного бытия. Концепция, заложенная в «Рухнаме», носит еще и религиозную окраску (недаром же ее автора объявили «пророком»): некоторые ее постулаты притянуты к положениям Корана и служат основой для утверждения божественной природы и незыблемости единоличной власти Туркменбаши. В целом же, все это какой-то симбиоз «Майн Кампф» Гитлера, «Велаят-е Факих» Хомейни, «Зеленой книги» Каддафи и «Морального кодекса строителя коммунизма».

Для построения национального бесклассового общества, не имеющего аналогов в мировой истории, по словам Ниязова, был необходим «социум, построенный в результате осознанного стремления к самоопределению, в котором все его граждане, независимо от возраста, социального положения и вероисповедания, живут едиными устремлениями». Вот как раз для формирования «осознанного стремления» и «единых устремлений» эпохальная «Рухнама» и пригодилась – ее в обязательном порядке стали зубрить в школах и вузах с последующей сдачей экзаменов, бесперечь цитировать в СМИ и так далее, и тому подобное. (Аналог можно найти опять же в Северной Корее, где каждый гражданин обязан ежедневно несколько часов активно изучать всепобеждающие идеи чучхе.) Впрочем, готовность граждан Туркмении активно участвовать в движении к «Золотому веку» власти стимулировали не только духовно – огромные доходы от экспорта газа позволили появиться таким символам «заботы» государства о благе своих граждан, как бесплатное пользование тем же газом, а также водой, электричеством и солью. Впрочем, это слабо компенсировало ужасающую безработицу и низкий уровень жизни, прежде всего, в сельской местности. Особенно с учетом того, что огромные суммы тратились на возведение гигантских дворцов и бесчисленных, в том числе золотых, статуй Туркменбаши.

Один вождь — одна нация!

Торжество «башистского» национализма поставило в очень дискомфортное положение нетитульное, главным образом, русскоязычное население. Поначалу декларации о правовом государстве и национальном равноправии, отсутствие в Туркмении экстремистских групп националистического толка вселяло оптимизм в национальные меньшинства. Заявления самого Ниязова звучали как гарантия, что все будет хорошо: «Наша цель — консолидировать нацию, включая все этнические и национальные меньшинства, для выполнения поставленной единой задачи. Все, кто проживает в Туркменистане, — это одна нация, нация независимого Туркменистана, будь то туркмен, русский, представитель любой другой национальности». Однако на деле оказалось, что слова об «одной нации» по существу означают поголовную «туркменизацию» общества. Фактор принадлежности к титульной нации стал скрупулезно учитываться при всех назначениях на государственные должности. При том, что статус русского языка как языка межнационального общения был закреплен не в конституции, а в законе о языке, начиная с 1996 года, его функции стали сильно ограничиваться. И это в условиях, когда возможности для нацменьшинств изучить туркменский язык были сильно ограничены. «Туркменизация» системы образования, неуклонное сокращение числа русских школ усугублялись переводом туркменского на латинскую графику, что еще больше затрудняло русскоязычному населению изучение государственного языка. К тому же после перехода на 9-летнее обучение в школах и 2-летнее в вузах туркменские аттестаты зрелости и дипломы перестали признаваться в России и других странах. Результат логичен — доля русских в населении Туркмении за последние два десятилетия сократилось с 17,3 до 3,5%.

Однако и уехать было не так просто – односторонняя денонсация в 2004 году российско-туркменского соглашения о двойном гражданстве превратила десятки тысяч россиян, «обмененных» тогда Путиным на туркменский газ, фактически в заложников «башистского» режима. История эта продолжается до сих пор, несмотря на все якобы достигнутые Москвой и Ашхабадом договоренности.

Новый владыка – новый культ

Внезапная смерть Туркменбаши в 2006 году и приход к власти его преемника Гурбангулы Бердымухаммедова предопределили определенную модификацию правящего режима и его идеологии. Первоначально ставка в идеологическом плане делалась на преемственность идеологии – и не только потому, что, вопреки ожиданиям определенной части туркменского общества, никакой либерализации не предусматривалось. Правящая верхушка опасалась, что любое «послабление» пусти страну в разнос, а потому «ради спокойствия общества» была намерена сохранить тоталитарные основы режима в неприкосновенности. К тому же Бердымухаммедов не мог, по тем же соображениям, с самого начала резко демонтировать культ личности Туркменбаши и сразу выстроить свой культ личности. Тем не менее, ему нужно было создать собственный образ так, чтобы отличиться от прежнего лидера, одновременно сохраняя его выигрышные черты. Трансформация проходила в строго определенной последовательности под контролем аппарата, созданного еще Туркменбаши. В общество внедрялся положительный образ молодого президента-«реформатора», обещающего кардинальные преобразования, но почитающего старших и предков и одновременно отказывающегося от самых «экзотических» установлений своего предшественника.

На своей инаугурации Бердымухаммедов приносил присягу на и на Коране, и на «Рухнаме». Упоминание Туркменбаши и ссылки на его заветы в его инаугурационной речи стали символическими сигналами для того поколения, которое выросло в духе идеологии «башизма». В первые годы правления нового президента культ «Рухнамы» сохранялся, но упор делался не на ее автора, а на сам текст книги. Примерно с 2008 года цитаты из «Рухнамы» уже не каждый день украшают газеты, а из программы телевидения исчезли регулярные чтения священной книги. В школах сократились уроки по «Рухнаме», а изучение ее текста было включено в программу нового предмета «Обществознание», где она теперь изучается уже наряду с произведениями самого Бердымухаммедова.

Примерно тогда же началось постепенное отступление от наиболее одиозных идеологических «новаций» первого президента. Так, например, отказались от введенных Туркменбаши «туркменских» названий месяцев и дней и вернулись к обычным названиям, практикуемым в остальном мире. Бердымухамедов убрал из «Клятвы Туркменистана», которую дает каждый гражданин, имя Туркменбаши, заменив имя первого президента на слово «президент». Бердымухаммедов распорядился убрать золоченый профиль предшественника с заставок туркменских ТВ и газет, вывез из центра на окраину Ашхабада самый известный — золотой — памятник Ниязову, вернул 10-летнее обучение в школы и 5-летнее в вузы, восстановил упраздненные Академию наук, оперу, балет и заново открыл закрытые районные больницы (Ниязов считал, что в районах плохо лечат).

В течение 2007 года идеологи Бердымухаммедова работали над новой идеологической системой, в которой предполагалось осторожно отказаться от ряда прежних догм и усилить образ нового президента-«реформатора». В результате в январе 2008 года Бердымухаммедов выступил с новой идеологической концепцией «Эпохи Великого Возрождения», которая сначала подавалась, как развитие идеи «Золотого века». Однако позднее произошло постепенное изъятие тезиса о связи «Великого возрождения» с «Золотым веком». Исчезли ссылки на «Рухнаму». Бердымухаммедов заговорил о «глубинном переустройстве всего народнохозяйственного комплекса, его структурных элементов, которое выведет страну на уровень развитых государств мира и обеспечит народу достойную жизнь». Главным инструментом достижения этой цели президент определил «поэтапный, плавный переход на рыночные отношения, причем основную ставку в этой работе призвал сделать на ускорение научно-технического прогресса и расширение международного сотрудничества».

Было, в общем, очевидно, что новые идеологемы в значительной степени предназначены для Запада. В частности провозглашается идея строительства в Туркмении гражданского общества, широко декларируются изменения, связанные с функционированием правовых институтов, и т.д. В 2012 году в Туркменистане наряду с правящей Демократической даже появилась вторая политическая партия – Партия предпринимателей. И ей даже разрешили участвовать в «выборах». (Туркменбаши, помнится, тоже обещал непременно разрешить многопартийность в будущем.) Однако иллюзий по этому поводу никто, в общем-то, не испытывает – основы тоталитарного режима остаются неизменными и неприкосновенным.

Если вынести за скобки всю эту «модернизационную» мишуру, то окажется, что основные усилия современных туркменских идеологов направлены на замену культа личности предыдущего владыки на культ личности владыки нынешнего. Надо сказать, что в этом деле они вполне преуспели. Бердымухаммедов официально именуется Аркадаг – «Покровитель». Ходят слухи, что он «пишет» свою книгу — по аналогии с «Рухнамой». Впрочем, уже написанная им работа «Научные основы развития туркменского здравоохранения» (ведь президент – врач по специальности) регулярно цитируется туркменскими СМИ, эта и другие его произведения (например, посвященные ахалтекинским лошадям) становятся обязательными для чтения в школах. Предпринимаются попытки «канонизации» семьи и предков второго президента в полном соответствии с «башистскими» традициями.

Прогнозировать, когда тоталитарный режим, подобный «башистскому», рухнет – дело неблагодарное. Хотя бы потому, что «герметичность» страны блокирует поступление необходимой информации. Ясно, что рухнет в конце концов, но пока репрессивная машина, согласно указаниям уже не Туркменбаши, а его преемника Аркадага, работает, не сбавляя оборотов. Оппозиция по-прежнему представлена на двух уровнях – в тюрьме и в эмиграции. Оставшаяся в стране интеллигенция либо громогласно славит президента, либо боится кашлянуть невпопад. Отсутствие альтернативной информации «уже привели к полному зомбированию основной части молодого поколения» (Гозель Таганбердиева). Те, кто получил более-менее сносное образование, либо пополняет лояльное чиновничество, либо эмигрирует. Региональные кланы, скорее всего, испытывают недовольство произволом правящей группировки, однако, терроризированы, деморализованы и пока не имеют сил для более-менее осмысленного противодействия «башизму». Между тем, большинство населения пребывает в нищете, но это не конвертируется в протест из-за низкого уровня образования, финансовой и психологической зависимости от власти.

Время от времени появляются сведения, что в Туркменистане уже существуют исламистские группы, которые приступили к активной подпольной работе и массовой агитации среди населения. Однако, по мнению экспертов, они могут стать серьезной угрозой для режима лишь через лет 10-15 — в результате постоянного пополнения рядов исламистов безработной и малограмотной молодежью.

Источник: Фергана